Закончилось первое десятилетие третьего тысячелетия. В России время подводить итоги, в числе которых без сомнения, будут названы достижения политические, экономические, будет подсчитан рост пенсий и зарплат, точно определено количество квадратных метров нового жилья, но какими цифрами могут быть оценены успехи, а вернее, неуспехи современной русской культуры? Как подсчитать тот невосполнимый урон, который нанесен духовному здоровью наших соотечественников за это десятилетие в связи с пренебрежением, оттеснением вопросов культуры на «окраину» общественного бытия, в связи с отданием этого важнейшего, оборонно-значимого рубежа силам, во многом, враждебным нашему Отечеству. Здесь цифры не помогут.

В великие Рождественские дни поступим так, как призывал нас святой апостол Иаков: «Отложив всякую нечистоту и остаток злобы, в кротости примите насаждаемое слово, могущее спасти ваши души» (Иак. 1; 21). В деле спасения человеку недостаточно одной доброй воли, необходима еще благодатная сила свыше. Святитель Иоанн Златоуст так объясняет нам эту мысль: «Как Пресвятая Дева Мария наитием Духа зачала Богочеловека, так и каждый человек только наитием Духа может зачать в себе нового человека, вообразить в себе Христа, запечатлеть на себе красоту Искупителя. Но как первое было не без воли Пресвятой Девы, так и последнее происходит не без воли человека». Кажется, русские люди более всего стремятся к этой красоте, запечатленной во многих исторических проявлениях великой русской культуры, которая с начала становления русского государства была, бесспорно, — христианской.

Без преувеличения можно сказать, что Русь родилась, крестившись в водах Днепра более тысячи лет назад. Через дар крещения мы получили подлинную жизнь, и это ясно чувствовали первые поколения крещеных православных русских людей. Отныне раз и навсегда в русское сознание, в русскую культуру входит образ Нового Иерусалима, Святого Града, а Русская Земля осознается как вторая Святая Земля, удел Богоматери. И в это время начинают вырабатываться основные понятия и основы русского менталитета, русской духовной жизни, русской культуры, словно внявшей словам Иринея Лионского (II век), который на вопрос современников о том, что же нового принес Христос, не колеблясь, отвечал — все новое «omnem novitatem». Русское сознание откликнулось на слова апостола Павла: «...облекитесь в нового человека, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос». (Кол. 2, 10–11).

Академик Д. С. Лихачев говорил об «антропоцентризме» древнерусской культуры. Я бы выразился несколько иначе: это тео-антропоцентрическая культура, Богочеловеческая, укорененная в богочеловечестве Христа, построенная на чувстве благодарения и на том, что Лихачев называл «удивление миром». Вот характерное место из поучения Владимира Мономаха: «Кто же не воздаст хвалу и не прославляет силу Божию и великие чудеса и блага, устроенные на этом свете: как небо устроено, или как солнце, или как звезды, и тьма и свет».

С принятием христианства, в русском человеке вырабатывалась любовь к красоте, точнее — к преображенной, очищенной красоте. Часто эта красота проста и достигается немногими средствами, как например церковь Покрова на Нерли (1164 г.), столь гармонично вписанная в пейзаж, что кажется, представляет собой образ этой неземной красоты, образ горнего града.

Очевидно, что без Православия не было бы древнерусской архитектуры, живописи, наконец, древнерусской литературы. Самая письменность — кириллица была принесена на Русь православными миссионерами. Характерные черты древнерусской культуры сохранились и прочно вошли в русскую культуру.

Да, она была во многом практической и дидактической, учительной. Менее всего она была занята анализом самой себя, или мыслью о мысли. Ее задачей было наставить, научить, спасти: «Научись верующий человек поступать благочестиво, мысли чистоту блюсти, побуждая себя к добрым делам Господа ради». Само собой разумеется, она была нравственно ориентирована, наши предки просто бы не поняли декадентского или постмодернистского имморализма, или аморализма — «по ту сторону добра и зла». Эта культура была покаянной, исповедальной. Наконец, вся она была народной, потому что ее плоды были полезны и нужны всем, востребованы всеми слоями общества, ее невозможно разделить по классовому признаку. И все эти черты были следствием благотворного влияния Православия.

Нельзя умолчать о политической культуре, в частности — о взаимоотношении Церкви и государства. Несмотря на то, что временами их отношения были достаточно сложными и даже трагическими, они строились на принципах симфонии, изложенных в свое время в новелле императора Юстиниана: «Существует два великих дара, которые Бог в своей любви к человеку даровал ему свыше — священство и царство. Первое служит божественному, второе управляет человеческими делами, однако оба происходят из одного источника и украшают жизнь человечества. Поэтому, если священство свободно от порока и обладает доступом к Богу, и если цари справедливо и равновесно управляют государством, доверенному их заботе, то из этого происходит прекрасная симфония (или благостное созвучие) и благополучие даруется человеческому роду». Если Церковь стремилась словом и делом поддерживать государство в его тяжелые времена (в борьбе с татаро-монгольским игом, а также — в Смутное время), то и государство старалось обеспечивать Церкви режим наибольшего благоприятствования в ее воспитательных и проповеднических трудах. Благодаря этой симфонии, созвучию, мы имеем богатейшую русскую церковную архитектуру, иконопись, литературу. Но гораздо важнее, эта симфония давала возможность обеспечивать социальный мир. Так только присущими Руси были такие ситуации, когда по просьбе царя целые сословия отказывались от претензий друг к другу и к правительственным чиновникам.

Петровская реформа, при всей необходимости изменений, явилась тяжелым ударом и потрясением для России и для русской культуры в частности. Фактом остается то, что русский народный стиль архитектуры надолго замирает в петровских казармах, русская живопись надолго теряет свою самобытность, русская музыка на какое-то время становится довеском итальянской. Гораздо тяжелее было то, что теперь русская культура и традиция делятся на дворянскую и народную, высший класс отрывается от своих корней и даже от своего языка. Именно с петровских времен в русское общество входит эта страшная раздвоенность: «дворянское-народное», «русское-иноземное», и как результат: «православное-неправославное, религиозное-атеистическое». Церковь в определенной степени теряет свою самостоятельность и становится одним из государственных учреждений. В самих реформах, а в особенности манере их проведения, был вызов России. Не сразу, но она ответила на него: в духовной сфере — Серафимом Саровским, в культурной — Пушкиным. Несмотря на все потрясения, русская культура в своих лучших представителях и лучших творениях сохранила свое национальное ядро. И Санкт-Петербург, несмотря на все усилия Петра, так и не стал «новым Амстердамом», это все же русский город, несущий в себе черты того же самого градостроительного облика, что и Киев, и Москва, а именно — Нового Иерусалима. Это выражается во многом, в частности — в основных городских доминантах, центральных храмах Петербурга — Исаакиевском Соборе, Петропавловском соборе, Адмиралтейской церкви, образующих центр города, между которыми протекает Нева — живой символ, напоминающую реку жизни из Откровения Иоанна Богослова.

Великая русская литература на протяжении долгого времени сохраняла свой религиозный характер, свою религиозную теплоту, а также «удивление миром». Вспомним хотя бы «Утреннее размышление о величествии Божием» Михаила Ломоносова — отца российской науки и поэзии. Или обратимся к грандиозной поэме Державина «Бог», написанной им после пасхальной заутрени:

Твое созданье я, Создатель,
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей, и Царь,
Твоей то правде нужно было,
Чтоб бездну смертну проходило
Мое бессмертно бытие,
Чтоб дух мой в смертность облачился,
И чтоб чрез смерть я возвратился
Отец! в бессмертие Твое.

Можно много спорить о религиозности Пушкина, но ясно одно, начиная с его периода жизни в Михайловском, он поворачивается к народной жизни и к Православию. Можно привести множество иллюстраций, одна из них — драма «Борис Годунов». В ней мы видим трагедию неблагословленной, небогоугодной власти, мучения нечистой совести, не находящей выхода в покаянии. Парадоксально, но факт: власть в трагедии определяется отношением к религиозному, в частности, — к монашеству. Как ни странно, идеальным царем оказывается Феодор Иоаннович, который «на престоле воздыхал о мирном житии молчальника»:

Бог возлюбил смирение Царя,
И Русь при нем во славе безмятежной
Утешилась…

И не случайно Гоголь говорит, что в Пушкине «русская природа, русская душа отразились в такой чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла». Эту очищенную красоту дало Пушкину Православие.

На Западе многие любят Достоевского, не за изображение страстей, коллизий, а за то, чем он был истинно велик, а именно, своим покаянным даром, за то, что он, предвидя грядущую революцию в своем романе «Бесы», тем не менее, верил и надеялся, что «Россия, наш великий, милый больной, исцелится и сядет у ног Иисусовых, и выйдут из него все бесы и бесенята». Хочется надеяться, что нам посчастливится присутствовать при начале этого процесса.

Наконец, Лев Николаевич Толстой, отошедший от Церкви в свои поздние годы и померкший творчески, в начале своей литературной деятельности благотворно питался ее соками. И совсем по-древнерусски звучат его слова: «Для нас, с данной нам Христом мерой добра и зла, нет величия там, где нет простоты, добра и правды». Однако, несмотря на одухотворяющее влияние Православия, мы не смогли избежать трагедии атеизма XIX и XX века и, как следствие, трагедии русской революции. Они связаны со сменой нравственного идеала, а точнее — с его помрачением, когда, по словам Ф. М. Достоевского «помутилось сердце человеческое, когда цитируются фразы, что кровь освежает, когда вся жизнь проповедуется в комфорте». Но и в подсоветском бытии, «под глыбами», сохранялись светлые ручьи, светлые начала православной культуры, православной нравственности, православной веры. Без них мы не одолели бы фашистскую Германию со всей Европой, не дошли бы до Берлина. Свидетельство тому — имена и деяния многих, в частности — Анны Ахматовой, Михаила Нестерова, Павла Корина, Александра Солженицына, архиепископа Луки (В. Ф. Войно-Ясенецкого), Владимира Солоухина, Валентина Распутина и многих других.

Однако, сегодня нам нельзя успокаиваться на славном историческом прошлом и почивать на лаврах. Отношение общества к Церкви, безусловно, изменилось за прошедшие десять-двенадцать лет. Из враждебно-презрительного или испуганно-удивленного оно стало либо нейтральным, либо благожелательно-нейтральным, а в ряде случаев и положительным. Конечно, это явление — отрадное, общество выдало значительный кредит доверия Церкви, и, тем не менее, следует отметить, что решительного духовного переворота в нашем обществе пока не произошло. Во многом отношение к Церкви является прагматическим и потребительским: а на периферии общества священника воспринимают как требоисправителя, носителя «религиозного фактора», социального работника, удовлетворяющего определенные «религиозные потребности», но многие люди его уже не воспринимают, как учителя, как пророка. Претензию на учительство, на пророчество, на «властительство думами» сейчас предъявляют кто угодно — средства массовой информации, политики, артисты, (как поет иеромонах Роман — «Приосанилось племя вертлявое»), писатели (сейчас уже в последнюю очередь). Определенные силы в обществе стремятся отказать священнику в праве на учительство. От батюшки требуют освятить офис, машину (как говорится в чине — колесницу), — покрестить ребеночка, чтобы не болел, в лучшем случае — повенчать post factum, но часто его уже не слушают, когда речь идет о жизни и смерти, о правде Божией, как на личном, так и общественном уровне. И это огорчительно, прежде всего, для общества. Если бы противоборствующие стороны в октябре 1993 года прислушались бы к мнению Церкви и к ее запрещению начинать кровопролитие, были бы спасены многие сотни жизней. О расстреле «Белого дома» еще правду скажут и счет предъявят.

Да, безусловно, наше общество по статистическим данным достаточно религиозно: так в Санкт-Петербурге около 57 % жителей считают себя православными. По всей стране этот процент еще выше: 61 %. Вся беда в том, что эта религиозность часто морально и догматически не ориентирована. Дефицит нравственности, недостаток нравственных принципов остро ощущается во всех сферах общества. Отчасти это связано с беспринципностью некоторых представителей власти, с коррупцией, отчасти — с настырной проповедью цинизма и аморализма, навязываемой средствами массовой информации, которая объясняется как корыстными коммерческими интересами, так и необъявленной информационной войной, ведущейся против России определенными силами Запада, заинтересованными в деморализации Русского народа, в его ограблении и снижении его численности. И как следствие подобного дефицита нравственности, экономические и социальные реформы буксуют, в полном объеме исполняются слова Тургенева: «Все наши предприятия лопаются единственно от недостатка честных людей».

И закономерно встает вопрос о будущем России. Лишь поворот к национально-консервативной политике в России, не агрессивной, но в то же время твердой в защите своих национальных интересов может через какое-то время изменить даже ориентацию европейских элит. Тогда Россия не только выживет, но и достигнет значительного процветания, а возможно и интегрирует в себя мирным путем ряд бывших союзных республик (прежде всего — Казахстан и Украину). Воссоздание на месте распавшегося СССР сильной державы, не стремящейся к господству в Европе, но желающей равноправного партнерства с крупнейшими европейскими державами способно изменить всю современную геостратегическую ситуацию на Европейском континенте.

Вопрос здесь только в том, какие ценности нам следует считать первостепенными, воспитываемыми в первую очередь в нашем народе? Прежде всего — это ценности православного патриотизма, любовь к Родине, к земному Отечеству, понимаемому как образ небесного. Конечно, Россию надо любить трезво, не закрывая глаза на наши беды, пороки, катастрофы, но необходимо властно останавливать и пресекать глумление над нашей Родиной, ее прошлым и настоящим. Настоящая русофобская кампания, развязанная в многих СМИ, не случайна, за ней стоят процессы глобализации и стремление определенных сил на Западе лишить Россию национального самосознания, чтобы легче было ее грабить и манипулировать ей. Глобальный неэквивалентный обмен предполагает не только экономическое ограбление мировой периферии, но и духовную власть над ней — ту самую власть, которой дано наделять авторитетом и престижем или дискредитировать. Опыт уже показал, что глобальный мир — это не столько взаимозависимый мир, как уверяли нас новые либералы, сколько зависимый — управляемый из единого центра.

В обществе следует воспитывать — бескорыстие, нестяжательность и принцип разумной достаточности. Коррупция, погоня за наживой, рвачество ничтожного меньшинства ставят нашу страну на грань экономической и политической катастрофы. Конечно, одними убеждениями Церкви и части интеллигенции дела не исправишь, нужны соответствующие законодательные меры, касающиеся и культуры, пресекающие вседозволенность, маскируемую под «свободу слова». И, тем не менее, проповедь нестяжательности со стороны Церкви может и должна дать свои плоды, при условии, если она не останется только в стенах храмов, а выйдет в школу, в средства массовой информации, будет облечена в художественные образы.

И, прежде всего, необходимо взращивать чувство любви к Богу и к человеку, как к образу Божию, живой личности, а не абстрактному объекту каких-то виртуальных «прав человека». Это чувство братства людей в Боге должно вести к социальному миру и общественному согласию. Инстинкт конкуренции необходимо заместить чувством соборности, сотрудничества, взаимодействия. От конкурентной модели общества, от войны всех против всех необходимо идти к синэргетической модели. Россия, как страна, поставленная в экстремальные климатические и геополитические условия, просто погибнет, если будет существововать по конкурентным законам, пригодным разве что для благополучных западных стран.

В этом воспитательном процессе, безусловно, необходимо задействовать лучшие достижения классической культуры, прежде всего русской, отечественной. Популяризировать современные достижения представителей творческой интеллигенции, работающих в исконных национальных традициях. Их имена и яркие, талантливые произведения сегодня специально замалчиваются и мало известны русскому народу. В меру сил следует сдерживать экспансию массовой культуры, которая часто проявляет себя как псевдокультура и антикультура. Следует взять на вооружение подлинно академическую науку, памятуя слова Тертуллиана: «Малое знание удаляет от Бога, большое знание приближает». Союз Церкви и науки в настоящее время весьма актуален в силу широкого распространения псевдонаук оккультного и неоязыческого содержания — астрологии, «экстрасенсорики», «нетрадиционной медицины» и т.д., которые равно враждебны как подлинной вере, так и подлинному знанию.

Церковь готова сотрудничать с государством и обществом в воспитательном процессе, на культурном фронте. Весь вопрос в том, готово ли к этому государство и общество. В настоящее время этому сотрудничеству мешают как старые предубеждения коммунистических времен, так и навязывание наихудших западных законодательных моделей, подразумевающих отчуждение государства от Церкви, а общества от веры. Подобная модель для России гибельна, поскольку мешает общественной консолидации, государственному строительству, провоцирует рост деструктивных, антикультурных, антиобщественных и антирелигиозных сил. Церкви подобное отделение не страшно, в процессе истории она пережила и гонения неронов, и геноцид лениных-сталиных, это страшно для государства и общества. Церковь готова прийти на помощь русской культуре, страждущему русскому народу — готовы ли они эту помощь принять? Покажет время. Выражаю надежду, что здравый смысл восторжествует, и взаимодействие Церкви и государства, Церкви и общества в нашей стране будет хотя бы стремиться осуществляться по принципам «прекрасной симфонии», которая в свою очередь приведет к общественному согласию и процветанию России.